Мы должны заводить родовые или хотя бы семейные часословы, чтобы дети и внуки наши могли потом видеть и знать, чем занимались по жизни их родители, чем – их бабушки и дедушки, и не просто – чем занимались, а что хорошего они сделали. Именно только хорошее. Чтоб на этом можно было учиться. Ведь у каждого есть пороки и недостатки, но не на них же учиться. В часослове этого не должно быть. Только то хорошее и светлое, чем потомки могли бы гордиться. Будут часословы, будет и память, будет и жизненная программа, как естественное продолжение родовой линии.

Почему мы для тела ищем пищу, для души – в меньшей степени, а для духа – в последнюю очередь? А ведь ему не нужно ни материальное, то, что нужно для тела, ни разумное, то, что осмысливается интеллектом. Ему нужны предчувствия, озарения, чудеса, молитвы - все то, что не укладывается в рамки здравого смысла. Потому что дух выше сиюминутного.

Да, часослов вышел из употребления. Как словарь устаревших слов. Или как обряд плача во время свадьбы. И кто-то мог бы сказать, что часослов – это уже не современно. Но как для несостоявшегося человека, неудачника, часослов мог бы быть поддержкой и надеждой на лучшее, так и для состоявшегося, многого добившегося в жизни человека, иметь зрительный ряд собственной жизни и жизни своих предков, разве это не современно? Увидеть картину жизни своего деда с эпизодами, фрагментами наиболее важных в его жизни событий, как житие святого – разве это не интересно? …Или тем более прадеда, потому что о деде мы хоть что-то знаешь, а вот о прадеде…

Чтобы было чем гордиться потомкам – детям, внукам, правнукам…Даже не обязательно гордиться (не все же герои или выдающиеся люди), но просто знать, думать над этим, сравнивать со своей жизнью, находя какие-то общие родовые черты…

Кто-то может сказать: «А какое мне дело до моего деда и тем более прадеда? Я это я, я живу сейчас, а он прожил свою жизнь и ко мне не имеет никакого отношения…» На самом деле наши предки – это мы, потому что в наших жилах течет их кровь, на которой, как на магнитофонной ленте записывается вся информация их жизни, и они смотрят на окружающую нас жизнь нашими глазами. То есть мы – это их глаза, смотрящие на эту жизнь из прошлого, точно так же как потом, уйдя из жизни, мы будем смотреть на будущую жизнь глазами наших потомков, мы будем их глазами в будущем…

Техногенный капиталистический мир настраивает нас на скорость, на страх, на панику, на поиски удовольствий, на секс без любви, на агрессию, на насилие. Скоростная городская искусственная жизнь сбивает нам все природные настройки восприятия (дышим отравленным воздухом, курим, пьем кококолу и много кофе, едим фастфуд, выпиваем), и человек постепенно становится разбалансированным придатком техногенного мира. А прикоснулся к истории рода, к значительным событиям жизни предков, поднялся мысленно до их высот, прочитал тексты семейных молитв или семейных псалмов (их ведь немного), и, глядишь, что-то в себе ощутил, включилась генетическая память. И вот, уже что-то восстанавливается, и человек настраивается как музыкальный инструмент.

Что самое главное в жизни? Когда человек попадает в себя, когда он себя реализует. Причем, не только сам по себе, но и на фоне своей семьи, своего рода. Потому каждый из нас – не сам по себе, не отдельное дерево, а ветвь. Если наши настрои идут мимо рода, мы в себя не попадаем.

Но мы в себя не попадаем и, если выпадаем из природы. Потому что человек – не только часть рода, но и часть природы. И, если он от нее отклоняется, то как он будет попадать в себя, когда он уже нечто другое, не природа? Почему и говорят сейчас философы, что пришло время задуматься о возвращении в деревню, с асфальта к земле, к деревьям. А то останется от человечества только миф об Антее, который, пока ходил по своей матери Земле, она его поддерживала и питала его силы. А, как оторвал его Геракл от Земли, тот ослабел, и Геракл его задушил.

Да, жизнь трудно повернуть вспять. Люди последние сто лет едут и едут из деревни в город за лучшей, за более легкой, более комфортной жизнью. Это естественно и вряд ли этот процесс так сразу остановишь. Но сейчас наступает время подумать о том, как возродить деревню, чтобы половину жизни или хотя бы часть ее проводить там, на природе, чтобы дети росли и развивались в живой среде. Как это пытаются делать поселенцы Светорусья.

Можно, конечно, попробовать и природу приблизить к городу. Уже есть такие проекты. Это воссоздание деревенских структур в городской среде: сады на крышах, оранжереи, коровники на вокзалах или аквариумы с рыбой, курятники прямо в магазинах. Но это все равно техногенный путь, удобный человеку. И это уже не живые овощи и фрукты, рыбы, птицы и животные, а какие-то гибриды, бойлеры, полуфабрикаты. Потому что жизнь это не только комфорт, но и развитие, это паузы, это борьба, это набор информации.

Почему тепличные помидоры не такие вкусные? Потому что в них нет информации вольного пространства, когда они впитывают тысячи запахов и звуков. Да и зрительно, наверное, хоть у них и нет глаз, они что–то воспринимают, как бы это странно ни звучало. И этот обедненный, обрезанный тюрьмой теплицы вкус потом передается нам, тем, кто этот помидор ест. А будем есть дебильную, убогую на информацию пищу, не заметим, как сами очень скоро станем дебильными.

Как волшебница Цирцея покормила спутников Одиссея какой-то смесью (древним фастфудом), и они превратились в свиней. Мифы – это отражение нашей жизни. И каждая цивилизация в основном, схематично повторяет проблемы другой. То же самое было и в Древней Греции. Так что все мифы древности современны и актуальны.

Поэтому у нас два пути в будущее. Либо курочка (мы) бегает как и раньше по деревне, собирает зернышки, проталинки клюет, которые не дают, может быть, достаточных калорий, но передают через дыхание земли зов весны, нарастание силы жизни. Либо та же самая курочка будет сидеть в тесной коробке и только тупо есть с утра до вечера, набирая бройлерный вес и наращивая нежное, без мышц мясо…Это удобнее, меньше хлопот, но, поедая такое мясо, человек тоже будет становиться таким же тупым, нежным и …безынициативным. И беззащитным, как красивые элои в романа Герберта Уэллса «Машина времени».

Человечество в этом случае ждет деградация, а затем и вырождение. Если жизнь идет так, как нам удобно, мы не развиваемся. С точки зрения богатства, разнообразия восприятия, это ноль. Мы развиваемся от трудностей, от неудобств, от неудач и страданий. Без сопротивления человек деградирует и превращается в дебила.

То есть деревню в город – это приспосабливаемая к комфорту низкопробная убийственная и примитивная философия капитализма, у которого на глазах повязка с надписью «прибыль», которому все равно, что будет с планетой. Но вместе с ней развивается и другая философия, духовная, перспективная, умная, оптимистическая – из города в деревню. И наша задача – развивать именно ее.

Просматривая каждый месяц часослова природы, мы создаем настройки. Это своего рода природная Библия. Потому что обычно человека настраивает окружающий мир. Деревня настраивала и настраивает на природу. Конечно, если не загонять самих себя на грядки как на каторгу. Город настраивает на компьютер и развлечения. Это тупиковый путь, которому нужно что-то противопоставить. Отчасти это делает церковь. Она настраивает на хорошее и светлое, включает в нас духовные центры. Но этого мало. С каждым годом все насущнее начинать думать о природе, ее спасении. Потому что в ее спасении спасение и человечества.

К жизни не так просто написать удобную инструкцию, как к техническому устройству, приемнику или компьютеру – что включать и на что нажимать. В жизни есть вещи, которые глазами и умом не увидишь и не прочитаешь. Это надо почувствовать. Поэтому часослов бытия – это камертон, система настроек на жизнь, на лучшее в жизни, и ее можно попробовать применить на практике, на собственной жизни. Это как вехи вдоль дороги, как мантры в тибетском монастыре, как «Бисмиляхи рахмани рахим» у мусульман, как Хааре Кришна, Хааре Рама у кришнаитов. Это как в тибетских монастырях барабаны с мантрами-молитвами. Монахи утром идут на службу, на молитву, их касаются руками, проходя мимо, и настраиваются…

Современный человек все больше перестраивается на вербальное восприятие мира, через слово. Но и из слов уходит душа, так что остаются одни оболочки. Мы все больше уходим от образности, становимся суше, а вместе с этим суше и черствее становится и наша душа. Как вернуть слову образность и оттенки, тот объем, который дарит нам природа? И как развернуть себя лицом к природе?

Мы начинаем говорить об экологическом туризме, который восстанавливает естественность ощущений, потому что человек соприкасается не с окультуренной (обрезанной, отредактированной) природой, а с живой, дикой, которая не к тебе приспособлена, а тебя заставляет прислушаться к себе. Люди возвращаются в города после экотуризма, и отношения в семье улучшаются, и болячки проходят. Лекарства уже пачками глотать не надо.

Надо восстанавливатьестественность ощущений. Ведь из-за чего болезни? Отчасти уже из-за того, что сдвинуты все ощущения. И организм вместо того, чтобы тратить свою энергию на подавление вирусов, постоянно атакующих наш организм, тратит энергию на восстановление ощущений. На это уходит масса энергии. Даже просто на координацию движений. Если б не наша природная энергия (батарейка жизни), мы бы после нескольких лет жизни в городе выглядели бы калеками.

Почему у массы вполне благополучных материально и даже у богатых людей депрессия? Оттого, что сама жизнь перестала приносить радость. В США у многих – личные психоаналитики. «В два часа я не могу, у меня психоаналитик» Потому что у них у всех уже все восприятие (зрение, слух, обоняние, осязание, вкус) сдвинуто от нуля вправо или влево по оси координат. Подростки уже не могут без чипсов и пепси. Или в кинотеатрах уже в креслах специальные дырки для огромного стакана с воздушной кукурузой. Наркотик. Они уже не могут просто сидеть и смотреть фильм, им надо как в топку паровоза закидывать эту кукурузу. Разве это не сдвиг? А камертоны родового или семейного часослова могут возвращать прежнюю гамму ощущений, ставить восприятие на место.

Если б можно было представить такого больного городского жителя… с регулятором где-то на видном месте, на руке или на ноге. Шкала - на таких делениях, что впору удивиться. Как он вообще еще жив… Начинаем подкручивать, «ой, вода в кране шумит» (раньше не слышал). Еще чуть подкрутили, «ой, запах какой из кухни, пахнет творогом» (уже давно не слышал)…» Еще немного подкрутили, «Ой, у нас за окном птицы что ли поют?» «Да» «А я не слышал…»

Современному городскому жителю некуда спрятаться от цивилизации даже дома, где полно технических устройств и домашние их включают все одновременно, добавляя шум, к тому, который создают сами.

«Тишина хочу, тишины! – кричал еще в шестидесятые годы поэт Андрей Вознесенский и сам себя спрашивал: - Нервы что ли обожжены?» И продолжал:

«Тишины… чтобы тень от сосны,

Щекоча нас, перемещалась,

Холодящая словно шалость,

Вдоль спины, до мизинца ступни,

Тишины…

Звук запаздывает за светом.

Слишком часто мы рты разеваем.

Настоящее - неназываемо.

Надо жить ощущением, цветом…»

Время близко к тишине, оно не соизмеримо с грохотом, треском, суетой, всем тем, чем все больше раздражает нас современный город. Может быть, поэтому открываются выставки, посвященные времени. Недавно, например, по разным русским городам (Великому Новгороду, Валдаю, Старой Руссе) проехала выставка «Хронос: человек и время.»

В поисках тишины, паузы, возвращение объемного восприятия современный человек обращается ко времени, к циферблату, как к загадочному кругу, который ответит на вопрос: как вернуть осмысленность и радость бытия..

Сейчас в больших городах, в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе, Перьми, Екатеринбурге, Благовещенске, как грибы, возникают клубы-кафе «Циферблат», целая сеть таких клубов-кафе, где платишь не за напитки и еду, а за проведенное здесь время. Неплохая идея - когда ты платишь за время, оно тебя дисциплинирует и тебе уже не хочется провести его бездарно.

Кафе «Циферблат» – намеренно созданное пространство света и тепла. Попытка создать праобраз земного рая, где культурные и духовные люди собираются вместе, чтобы развиваться, общаться, как-то творчески проявить себя. Здесь нет спиртных напитков, нет шумной музыки и пьяных криков. Чай, кофе, соки, легкая еда, десерт, тихие разговоры, чтение развивающих книг. Как пишут сами организаторы таких клубов в своих проспектах:

«здесь у нас очень чувствительные соседи, поэтому приходится считаться с их режимом тишины»,

«здесь уютная домашняя атмосфера без ресторанного пафоса, чтобы человек мог на время расслабиться от безумной суеты большого города», «для тех, кто искренне хочет сделать свой город чуточку лучше», «это творческая атмосфера, где созданы все условия для развития людей: тренинги, семинары, лекции на самые разные темы»,

«хочется сказать, что чувствуешь себя, как дома, но порой дома не всегда чувствуешь себя в своей тарелке, а здесь легко и комфортно», «каждый посетитель становится гостем страны, в которой нет забот и проблем, конфликтов и безразличия, серости и скуки»…

Вот так нас может настраивать и часослов, его картины с текстами, неважно часослов ли это природы или часослов герцога Беррийского. Каждая картина с текстом - это как подкручивание такого регулятора вправо или влево, когда постепенно включаются выключенные ощущения. Человек смотрит на картину, читает или слушает текст, и у него начинает восстанавливаться прежнее восприятие. Как после недели в деревни.

Да, часослов герцога Беррийского был таким регулятором. Приезжает, скажем, к нему какой-нибудь король, рассматривает его часослов, потом едет обратно домой и по дороге думает:

«Господь мой, я войну начал с готами, а на кой ляд они мне сдались… Лучше б я устроил пир во дворце, художников бы пригласил… зарядил бы их, чтобы они мне этот пир нарисовали, музыканты бы играли чудесную музыку, я бы эту всю картинку включил в свой часослов и всем бы показывал… А с этими готами уже пять лет воюю, они меня всего насквозь прострелили, живого места не осталось. Пришел израненый домой, жена говорит: «Инвалиды нам не нужны.»И с конюхом уже давно. А я еще про готов думал, что я им устрою, сотру их в порошок до седьмого колена. А теперь думаю: «Зачем мне эта головная боль, ведь собственную жизнь я упустил…»

И потом еще не раз вспоминал он часослов герцога, так что даже позавидовал…Вот картина «Сбор винограда» на сентябрьской странице месяцеслова. То, что происходит и на его виноградниках…Какая красота. У него полно виноградников и сбор идет постоянно. Но он не думал, что это так красиво и это не разрушить, как разрушаются стены его замков ядрами вражеских пушек, а его города - штурмом. И вообще он никогда не думал о винограде как о ценности. Все его предки владели виноградниками, и никто ни о чем таком не думал. Воевали, и виноградники зарастали сорняками и вытаптывались солдатами...

А теперь вот посмотрел в часослове у герцога сентябрьский лист «Сбор винограда» и вдруг почувствовал, что это ценность! А потом герцог водил его по своим погребам, которых у него, у короля тоже полно. Но и о них он не думал, что это ценность и этим можно гордиться, как и редкими сортами вин, которые можно собирать, расставлять по годам и рассказывать о них, а потом, через несколько лет пробовать. Гордился же он только своими победами на полях сражений и своими отстрелянными кабанами и оленями…

Впрочем, и сейчас, спустя 600 лет, нравы не сильно изменились. Как раньше войны начинали из зависти (понравилась жена соседа или его имущество, его слава или успешность), так и теперь некоторые богатые или влиятельные люди часть своей жизни тратят на месть, на уничтожение конкурента.

«Я жизни не пожалею, но я его заставлю…загноблю, уничтожу!» «Говорите, Архангельское, это - охранная зона, а строительство моего коттеджа незаконно, требуете, чтобы я коттедж сломал…Так я вас сотру в порошок, защитники природы хреновы, я всех бандитов подниму. Но жить вам не дам! Я заставлю вас признать, что это мое, что я имею право купить что захочу и строить там, где захочу…!»

Вот это и есть дьявольские искушения…И масса людей часть жизни гробит на это. Этот мстит вместо того чтоб работать, тот борется с этим, мстит в ответ, а этот борется с тем.

Если б на склоне лет человеку показали, какая часть его жизни ушла на эту борьбу…Один писатель всю жизнь мечтал написать книгу «Непрожитая жизнь». Это о том, когда человек умер, и его ангел ведет по его прожитой жизни. И тот спрашивает:

«А что это за домик такой красивый, с огородом, садом, апельсиновыми деревьями и такой красивой женщиной, ухаживающей за цветами?»

«А это, - говорит ангел, - та самая женщина, мимо которой ты прошел, пока боролся с врагами, мстил соседям, заказывал убийство соперника или кражу его ребенка, чтоб поставить всем им ультиматум, чтобы силой заставить их всех сделать так, как ты хочешь».

Так оно и бывает. Убили бизнесмена. Начинают расследовать – и выясняется, что заказали его заместитель и одновременно лучший его друг. Ему его жена понравилась и построенный им дом.

А отчего все это? Откуда такие злобные замыслы? Оттого что регулятор жизни повернут на ад. А отчего он повернут на ад? А потому что система естественных ощущений начала сдвигаться.

А что ее держит? Время, точное ощущение времени. А кроме этого и привычные границы наших органов чувств: зрения, слуха, обоняния, осязания, вкуса. Формируются эти границы в детстве на высоких истинах, на духовных ценностях, на достижениях предков, на общении с природой. Начинают плавать эти границы, и уходит ощущение прелести и загадочности жизни, которой мы живем, умение радоваться простым радостям жизни и не думать о плохом. И, вместо того, чтобы радоваться жизни и желать добра людям, часть нашей энергии, наших помыслов направляются на пустое: на месть, на зло, на вред…

«Не желай себе жены ближнего твоего, не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего того, что есть у ближнего твоего…»

Этой десятой заповедью Господь запрещает делать что-либо плохое другим, окружающим нас людям, запрещает дурные пожелания и мысли по отношению к ним. Грех против этой заповеди называется завистью.

Чтобы соблюсти десятую заповедь, необходимо хранить чистоту сердца от всяких земных пристрастий, от всяких худых желаний и мыслей и быть довольным тем, что имеешь. Это не с неба, есть примеры.

Есть же люди, которые возвращаются в деревню, живут в деревне, те же поселенцы Светорусья. И пусть они имеют немного (хозяйство, творчество), не лишнее, но необходимое, и счастливы…Сами живут радостно и не желают зла ближнему…Их приятели и знакомые живут в городе, имеют в сто раз больше, а радости нет. И творчество живущих в деревне светлое, и от картин хочется жить. А есть другие, богатые, имеющие по три лексуса, два порше, вилла в Испании, пустые дома в Москве, тысячи гектаров пустой земли в Тверской, Смоленской, Тульской области, на которой и не сеют ничего, потому что ждут, как и с пустыми домами, когда поднимется цена на землю, чтобы выгодно продать. И не замечают, как вокруг губ у них уже сформировалась…желчная усмешка…Как у дьявола на портрете Дориана Грея…

Нередко так бывает, что у человека все есть, а жить ему тошно. А у другого все по минимуму, а жить ему радостно. Почему? Потому что у одного включены и работают свойства беса (тьма, холод, зло, нетерпение, неблагодарность, праздность, раздражительность), а у другого свойства Бога (свет, тепло, добро, терпение, благодарность, трудолюбие, смирение). А мы-то ведь созданы по образу и подобию Божиему и рассчитаны на Божественное. И, когда его нет, томимся в жизни, как в темнице. А когда оно есть, радуемся, ликуем, звучим…

Втайне многим из нас хотелось бы верить или хотя бы знать, что в этой жизни что-то есть, какое-то высшее начало, в которое можно верить, на которое можно духовно опираться и уповать, что позволяет все неудачи воспринимать светло и великодушно. Как в оптимистической фразе верующих: «Все, что Бог ни делает, к лучшему».

Верующим в силу их веры и оптимизма жить легче. Но не только поэтому. Их жизнь с детства связана с церковным календарем, вписывающим их жизнь в круг, с невидимым циферблатом времени, который незаметно выстраивает их жизнь, течение их мыслей, порядок действий. Круг, движение по кругу всегда были сакральным, то есть механизмом преобразования жизни, перевода ее из ограниченной материальной области в безграничную духовную. Это все равно как раскрутиться на месте и внезапно остановиться. В сознании прыгают веселые зайчики, за ними в разные стороны разбегаются тысячи солнц, пальцы рук покалывают сотни маленьких иголочек.

Все ритуальные шаманские танцы – это движение по кругу. Все древние магические обряды – это движение по кругу. Любой крестный ход, как и любая служба в храме – это тоже движение по кругу. Вот почему время на циферблате свернуто в круг. Циферблат времени – магический образ нашей жизни, где каждое деление, каждый наш шаг по времени – искривление пространства.

Человек во все времена пытался интуитивно замкнуть жизнь в круг, чтобы спастись от хаоса. В первобытные времена это были ритуалы и святилища, где эти ритуалы проводились. Потом появились храмы и монастыри, где жизнь уже стала точно привязываться к определенным часам. Потом появились часословы, которые можно назвать не только родовыми книгами (раз в них – история рода), но и карманными храмами, потому что в них – часть тех же слов и образов, зато их можно брать с собой.

И какая разница, какой век на дворе, XV-тый или XXI-вый, любой из нас хочет прожить жизнь лучше, выше, чище, достойней. И лучшим помошником будет часослов, со всем тем лучшим, что собирали наши предки, и тем, что собрано в этой книге…